Моноспектакли
КАК РОДИТЬСЯ ПОБЕДИТЕЛЕМ
Порой перебиваясь с куска хлеба на воду, как, впрочем, и многие в те послевоенные годы, семья офицера интендантской службы Николая Ивановича Травина выглядела вполне обеспеченной: моя трудолюбивая матушка - Нина Николаевна - даже из куска дешевого холста, служившего некогда тканью для парашюта, могла создать произведение декоративного искусства. В ее руках спорилась любая работа. А потому наш семейный очаг выглядел благопристойно.
В те далекие дни перевод отца из маленького, богом забытого украинского городка на службу в Центральную группу войск в Германии, в город с поэтическим названием Франкфурт на Одере оказался едва ли не главным событием всей жизни. Ведь именно переезд из украинского захолустья в цивилизованный европейский город давал надежду на лучшее.
Первым, как и положено, в Германию выехал мой отец - принять новую должность, обжить казенную квартиру и подготовить «плацдарм» для приезда молодой жены и девятилетней дочери - моей родной сестры Тани.
В декабре 1959 года семья Травиных воссоединилась: перед матушкой и моей сестрой распахнулись двери роскошной двухкомнатной квартиры на тихой и уютной Герхард Хауптманн Штрассе.
Главная комната нового семейного очага поражала даже самое разнузданное воображение: добротная немецкая мебель покоилась на дорогих коврах, а сервант вызывающе сверкал удивительной по красоте посудой.
Вспоминая те первые мгновения, матушка часто рассказывала, как в первый же день, едва она с моей сестрой переступила порог одной из комнат, отец, предвосхищая расспросы, стянул со своего лица радостную улыбку и, преисполненный важности, словно и стены в наших владениях имели уши, прошептал:
- Мы будем жить в явочной квартире разведчика Полякова. Это его комната.
Вскоре в особом отделе майор госбезопасности, назвавшийся Иваном Ивановичем, предупредил мою мать, что время от времени, соблюдая меры конспирации, он будет сообщать, в какой день и час ей предстоит оставить на столе в главной комнате закипевший чайник (какой же шпионский разговор случается без чая?) и покинуть квартиру до особого распоряжения.
Разведка, следует заметить, не слишком часто беспокоила наш дом. А потому в главной комнате все увереннее обживалась и моя семья: здесь можно было ощутить себя калифом, пусть и на час. Здесь все внушало уверенность в том, что переезд в Германию позволит крепко встать на ноги.
* * *
Очередное, не менее важное приобретение семьи Травиных случилось совсем скоро - 9 мая 1961 года. В этот день случился я.
В 12 часов по московскому времени и в 10 утра по немецкому на свет божий моя матушка в муках произвела чадо, при виде которого после возвращения из госпиталя моя сестра, прибежавшая со школьного обеда, чтобы взглянуть на новоявленного брата, сморщилась и разочарованно призналась: лучше б я обед доела.
Поскольку процесс моего расставания с утробой был мучительным, врачам даже пришлось переливать матушке кровь. На складе в советском госпитале крови ее редкой группы не нашлось, и ее взяли у немцев. А потому, еще даже не родившись, я уже впитал в себя нечто арийское... Наверное, любовь к порядку. Родиться я должен был еще в конце апреля. Но не созрел. Я ждал праздника. Большого, победоносного!
Однако день 9 мая праздничным для нас не стал, ибо был серьезно омрачен трагическим событием: по дороге в госпиталь, куда мой отец торопился с огромным букетом цветов, его служебный автомобиль сбил велосипедиста.
Шансов выжить у молодого немца практически не было. Он скончался через два дня... Прибывшие на место трагедии полицейские, опросив очевидцев, пришли к выводу, что виноват он сам: от моросящего дождя он прятался под капюшоном, лишь изредка поглядывая на дорогу.
Один из полицейских, увидев на сидении служебного автомобиля букет цветов, поинтересовался: не на похороны ли? А, узнав, что совсем наоборот, глубокомысленно заметил: -
- Бог дал. Бог взял...
* * *
Эта трагическая история потом долгие годы не давала мне покоя, и душа настойчиво требовала снять с нее, может, и не мой собственный, но все же камень… Ведь в день скорби в немецкой семье именно я стал причиной радости в семье советской.
Особо не надеясь раскопать в глубинах истории обстоятельства того страшного происшествия, спустя 30 лет я все же написал письмо в администрацию города Франкфурта на Одере.
«Обратиться к Вам меня заставили события, начало которым было положено мною более 55 лет назад, и которые, возможно, получат продолжение благодаря Вам.
В день моего рождения 9 мая 1961 года мой отец капитан Советской Армии Николай Иванович Травин на служебном автомобиле направлялся в советский военный госпиталь во Франкфурте на Одере, чтобы поздравить мою маму с рождением сына. По дороге в госпиталь произошло несчастье: служебный автомобиль наехал на велосипед, вследствие чего водитель велосипеда – гражданин ГДР в возрасте примерно 20 лет – погиб.
К сожалению, я не располагаю достоверной информацией о том, кто был за рулем служебного автомобиля – солдат-водитель или мой отец. Я также не могу утверждать, что виноватым был именно водитель велосипеда, ибо немецкие полицейские могли признать невиновным водителя армейского автомобиля ради того, чтобы не осложнять советско-германские отношения.
Установить истину уже вряд ли получится…
Последние 7 лет, часто бывая во Франкфурте, я пытаюсь найти родственников - детей, внуков - неизвестного мне молодого немца, погибшего в тот день, когда я родился. Но поиски успехом пока не увенчались.
Понимаю, что сегодня, по прошествии 50 с лишним лет, слова соболезнования, которые мои родители не имели возможности выразить, вряд ли нужны родственникам погибшего.
Но теперь это нужно мне...
Прошу оказать помощь в поиске захоронения на одном из кладбищ Франкфурта на Одере гражданина ГДР, погибшего 9 мая 1961 года в возрасте примерно 20 лет, а также его близких.
Заранее благодарю всех, кому эта просьба не покажется странной, и кто найдет возможность выполнить ее».
К моему удивлению, на мое письмо ответили - пресс-атташе администрации Франкфурта на Одере фрау Вера Кюблер не пожалела времени.
«Уважаемый г-н Травин! Шеф нашего городского архива получил Ваш запрос. И вот, какие сведения Вам сообщает.
В результате происшествия 9-го мая 1961 года с автомобилем Вашего отца капитана Н.И. Травина погиб Хайнц Вихман. Ему было 19 лет. Он родился 29 октября 1942 года в Нойхаузене, округ Кенигсберге (ныне Калининград). Его мать Ольга Вихман жила во Франкфурте на Август-Бебель-Штрасе в доме № 79. Рядом с ее домом находились две большие казармы и советский дом офицеров.
Хайнц Вихман был холост и не имел детей. В тот день он был в гостях у матери во Франкфурте (Одер).
Он был каменщиком и жил в лагере в Хайденау. Он пережил аварию, был тяжело ранен и доставлен в районную больницу на улице Вильгельма Пика (сегодня Хайльброннерштрасе). Он умер там 11 мая в 4.45 утра от последствий аварии. В выписке больницы от 12-го мая причина смерти указана „Contusio cerebi /пострадал в ДТП“. Районный отдел народной полиции сообщил в ЗАГС причину смерти 13 мая: «скончался в результате ДТП». 15 мая прокурор разрешил погребение Хайнца Вихмана. Двумя днями позднее, в среду 17-го мая состоялись похороны на центральном кладбище Франкфурта.
Живущие ныне родственники Хайнца Вихмана неизвестны. Его отец к тому времени был разведен и умер в Берлине в 1973 году. Его мать умерла в Губене в 1988 году в возрасте 74 лет. У него был брат (старше на 1 год) и 2 младших сводных сестры. Однако что-либо выяснить о них не представилось возможным».
С одной стороны, радоваться ответу фрау Кюблер вроде не было повода: по трагической случайности погиб совсем еще молодой немец. Но порадовало, что на моей родине чиновники не столь бездушны, а историю жизни и смерти каждого своего соотечественника долго и бережно хранят…
И я снова обратился к фрау Кюблер.
«Сердечно благодарю Вас. Вы смогли понять мои переживания и пожертвовали время на поиск. Много лет я думал о человеке, смерть которого связана с моим рождением. Теперь погибший юноша для меня не безымянный человек.
Я хотел бы хранить память о нем и заботиться о его захоронении. И я вновь нуждаюсь в Вашей помощи. Как я могу установить контакт с администрацией центрального кладбища? Каким способом я могу платить за благоустройство захоронения?
Благодарю Вас и с нетерпением жду ответа».
Ответ меня поверг в уныние…
«Уважаемый г-н Травин! Искренне благодарим Вас за предложение заботиться о могиле г-на Вихмана. Ваше предложение очень тронуло нас. Но, к сожалению, это невозможно. Мои коллеги из администрации кладбища сообщили, что Хайнц Вихман был похоронен на участке B VI, место 16, где последние захоронения были произведены в 1964 году. Период сохранности погребений составляет 20 лет, после чего право пользования участком земли прекращается и повторно не предоставляется. Таким образом, могилы Хайнца Вихмана не существует с конца 80-х годов».
Вот так... Я опоздал всего ... на 30 лет...
* * *
Но вернемся в год 1961...
За месяц до моего рождения первый космонавт Земли заставил всех новорожденных в Союзе называть не иначе, как Юрами. Мог и я стать Юрой.
Но весь наш военный госпиталь во Франкфурте на Одере потребовал изменить традиции: коль родился в День Победы - будь Виктором! Будь Победителем! Так, собственно, я и был наречен этим именем не мамой и не папой...
Явочную квартиру со всеми ее достопримечательностями я, разумеется, не помню. Возведение берлинской стены, грозившее обернуться третьей мировой войной, через четыре месяца после моего появления на свет заставило мою матушку, меня и мою сестру покинуть Германию. Но прежде злую шутку с нами сыграла явочная квартира.
Поскольку место встреч нашего разведчика не должно было привлекать внимание любопытных жен офицеров и прочего люда, квартира для него была выбрана на немецкой территории. И заняв ее, наша семья оказалась почти единственной, проживавшей за пределами советского военного городка. Именно поэтому круг общения моей мамы с женами офицеров был не слишком велик.
Буквально накануне берлинских событий моего отца отправили в Дрезден - принимать новую должность. И моя матушка осталась во Франкфурте на Одере. Одна с двумя детьми. В те же дни по стечению обстоятельств оставили военный городок и наши войска - их передислоцировали в другой город. На смену им пришла новая бригада. Из вновь прибывших моя мама, разумеется, никого не знала.
О ее существовании тоже почти никто из них не подозревал...
* * *
Еще в августе 1960 года правительство ГДР ограничило посещение гражданами ФРГ Восточного Берлина, ссылаясь на необходимость пресечь ведение ими «реваншистской пропаганды». При этом более высокий уровень оплаты труда в Западном Берлине наоборот - побуждал граждан ГДР уезжать на Запад.
Во избежание саботажа и поджогов, учиняемых провокаторами из Западного Берлина, утечки мозгов и человеческих ресурсов из Восточного Берлина на их пути в ночь на 13 августа 1961 года под контролем войск, блокировавших все участки границы в черте города, за колючей проволокой началось строительство печально известной стены.
Запад не готов был к такому повороту событий, и отношения между военным блоком НАТО и Варшавским договором в считанные минуты осложнились. А потому Северную, Центральную и Южную группу советских войск военное командование немедленно подняло по боевой тревоге. Ждали начала войны. Третьей. Мировой.
За несколько часов из военного городка во Франкфурте на Одере были эвакуированы и эшелонами отправлены в Союз все семьи военнослужащих и прочие, не пригодные к войне. А весь боевой корпус - от рядового до генерала - выведен на передовую. Из тех немногих, кто остался в нашем военном городке, были в основном женщины - медсестры и врачи: им в госпитале предстояло принимать раненых.
Одна из них, делясь с моей матушкой переживаниями тех дней, вспоминала: «я никогда не страдала недержанием... Но в ту ночь, когда нам сообщили, что войны не избежать, до утра я простояла над тазиком. И все смотрела в окно: не видно ли зарево пожаров...».
Пока трясло и военных, и гражданских, пока решалась судьба целого мира, по тихим уютным улочкам в одночасье вымершего Франкфурта на Одере спокойно ходила с коляской и ни о чем не подозревала лишь одна молодая женщина.
Это была моя мать.
Она не знала, что мир стоит на пороге третьей мировой войны. Она не знала, что ребенок в коляске - это единственный оставшийся здесь грудной ребенок советского офицера, а она - единственная жена советского военнослужащего и мать одиннадцатилетней дочери, лишь по случайности не попавшая под эвакуацию.
Она и не могла знать. Ведь про нас - живущих на отшибе, советское командование просто... забыло.
* * *
В те трудные дни мой отец не сумел вовремя приехать из Дрездена и забрать семью.
А на третий день, когда в воздухе уже пахло порохом, о нас вспомнила нянечка - Екатерина Федоровна, которая в госпитале всей душой прикипела к моей матушке и первый месяц после родов даже помогала ей нянчиться со мной. Именно она заподозрила неладное и вместе с водителем, который еще месяц назад возил моего отца на служебном «газике», ночью буквально ворвалась в наш дом:
- Как, вы ничего не знаете? Война же!
В потемках моя мама, наспех собрав вещи, меня и мою сестру, в сопровождении нянечки и водителя перебралась в военный городок.
А утром за нами приехал и отец.
В полдень моя мама, сестра я уже провожали взглядом перрон старого франкфуртского вокзала.
Впрочем, больше ничего за окнами мы уже не видели. Сердобольный проводник, едва мы пересекли границу с Польшей, предупредил:
- Окна лучше зашторить. Поляки в нас бросают камни...
Утром следующего дня специальным рейсом нас благополучно доставили в Союз.
* * *
...Война, слава богу, так и не разразилась. Но в город, где я родился, вернуться нам было уже не суждено. Впрочем, самым мистическим образом это было предрешено: еще в первые дни после моего рождения военная комендатура, находившаяся в Потсдаме, при регистрации моего появления на свет так и записала меня родившимся в Потсдаме.
По документам выходит, что во Франкфурте я, вроде, как и не был. В моем гражданском паспорте еще и сегодня указано место рождения - немецкий город Потсдам. Город, в котором уж воистину я не был никогда..
Вернулись мы в Германию лишь спустя семь месяцев, когда Берлинский вопрос уже не сулил скорой войны. Однако возвратиться нам довелось уже в другой город - центр земли Саксония, самый красивый город восточной Германии - Дрезден, на Радебергерштрассе, 67. На сей раз мы заняли уже не явочную квартиру, но квартиру, из окна которой хорошо просматривались «явочные» кабинеты немецких офицеров, некогда служивших в танковой армии Вермахта.
Но это история уже из совсем другого прошлого...
P.S. Благодарю судьбу за то, что мне довелось общаться с удивительным человеком - Юлианом Семеновым. Вспоминая сцену из «Семнадцати мгновений весны», в которой радистка Кэт рискуя жизнью, одна с детьми на руках, на улицах немецкого города ищет убежище, я осмеливался найти аналогию с весьма похожими событиями из моей биографии и потому иногда спрашивал у великого писателя: не про меня ли написано?
Хотя и сам точно знал - не про меня.
Увы...
| 9 МАЯ 2011 ГОДА ЭТИ ВОСПОМИНАНИЯ ПО СЛУЧАЮ МОЕГО ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЯ БЫЛИ ОПУБЛИКОВАНЫ В ГАЗЕТЕ "МОСКОВСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ" |
 |
|
