КАК Я ОТБИЛ БАРЫШНЮ У АЛЛАНА ЧУМАКА
...С плеча Светланы свисал кусок разорванного платья. И тогда я схватил ее обеими руками и буквально втащил в свой номер. Закрыть дверь Чумак мне не дал – он просунул в щель правую конечность в дорогом ботинке, отчего мне пришлось с размаху, словно по футбольному мячу, пнуть по не прошенной ноге.
«Поколение Пепси» наверняка помнит одного из самых знаменитых кудесников 90-х годов прошлого века Аллана Чумака – человека, удивительным образом дурачившего миллионы обездоленных сограждан, потерявших веру в официальную медицину.
А между тем, Аллан Чумак – это целая эпоха излечения страждущих через его фотографии, опубликованные в газетах, и воду, заряженную им через телевизор для придания ей «целебных» свойств.
Спрячьте, господа, улыбку. Это было. Наши мамы и папы, бабушки и дедушки, в подавляющем большинстве ежевечерне замиравшие в те годы с банкой воды перед телевизором, помнят...
В конце 80-х, увлекаясь на журналистской стезе разоблачением разного сорта аферистов, именовавших себя экстрасенсами, ясновидящими и колдунами, я попал в поле зрения вышеозначенного Аллана Владимировича. В один из дней он позвонил мне и будто старому приятелю, по-свойски предложил:
- Старина, читаю тебя... Мне нравится, как ты пишешь. Приезжай ко мне в гости – есть деловое предложение.
В квартире на улице Академика Королева меня радушно встретили хозяин квартиры, его молодая, уже не первая жена, маленький симпатичный мальчуган и щедро сервированный стол.
Предложение сулило безбедную жизнь:
- Буду брать тебя с собой на гастроли по стране, как пресс-секретаря. Твоя задача: накануне нашего приезда пропихивать в местные газеты твои статьи. Ну, сам понимаешь... Обо мне, - он скромно потупил взгляд. – От местных журналюг толку мало – они, как правило, писать не умеют. Заодно и разоблачать перестанешь – убедишься, что все-таки есть высшие силы...
Размер обещанного мне ежемесячного гонорара произвел на меня столь сильное впечатление, что моя рука с гигантским куском хлеба, густо намазанным черной икрой, застряла на полпути к открытому от удивления рту.
Это была сумма, примерно раз в 50 превышающая ту, которую за мою писанину платила редакция газеты «Московский комсомолец».
10.000 рублей.
Это были сумасшедшие по тем временам деньги.
И я сказал «да!».
Правда, я не пообещал, что прямо сразу приступлю к написанию панегириков вперемежку с дифирамбами. Мне, мол, сначала надо посмотреть на «колдовскую» кухню изнутри.
На самом деле во мне боролись два противоположных чувства: нежелание подрывать авторитет журналиста, весьма успешно разоблачающего магов и чародеев, и желание ежемесячно получать по 10.000 рублей.
И в состоянии внутренней борьбы я вскоре отправился с Чумаком на гастроли.
Спальный вагон поезда «Москва-Киев» был абсолютно пуст: Аллан Владимирович купил места во всех купе, чтобы случайные попутчики и не случайные поклонники маэстро не докучали.
В конце вагона в своем купе сидела и не высовывала нос лишь напуганная соседством со знаменитостью молоденькая проводница.
* * *
Рано утром нас встретил разгоряченный Киев. Афиши на всех улицах и площадях буквально кричали: «Республиканский стадион. Исцеление за один вечер! Аллан Чумак!». У театральных касс кипели страсти.
Но до массового исцеления киевлян было еще далеко. Первым делом Чумак пожелал встретиться с министром здравоохранения Украины и показать ему, как на самом деле надо лечить.
Самый молодой в украинском правительстве министр Юрий Спиженко от официальной церемонии приема большого гостя из Москвы быстро перешел к неофициальной и задал вопрос прямо в лоб: мол, с чем, товарищ, пожаловали?
Товарищ извлек из кармана пачку своих фотографий – вполне высокохудожественно скроенных, обвел загадочным взглядом министра, его заместителя, начальников двух главков, помощника и торжественно изрек:
- Я предлагаю вам лечить чернобыльских больных с помощью моих фотографий.
Последствия чернобыльской катастрофы, увы, еще напоминали о себе, поэтому министр оживился:
- А це ж як?
Чумак вручил министру фотографию и прочитал выученную наизусть инструкцию:
- Надо фотографию поднести ко лбу больного и совершать ею круговые движения.
Спиженко, словно знаменитый доктор Мечников, который привил себе сифилис и тиф, чтобы найти от них вакцину, принялся проводить эксперимент на себе. Он долго водил фотографией перед лбом, а когда понял, что какой-нибудь эффект уже должен был наступить, но почему-то не наступил, остановился и растерянно произнес:
- Щось я нічого не відчуваю...
- Конечно! И не почувствуете! Вы же не в ту сторону крутите! – наставил его на путь истинный Чумак.
Министр опять приложил фотографию и завертел ею в обратную сторону. Спустя пару минут он наконец сообразил, что в глазах подчиненных выглядит явно не по-министерски. И с плохо скрываемым раздражением протянул, видимо, бракованную фотографию Чумаку:
- І так теж нічого не відчуваю.
Аллан Владимирович нашелся мгновенно:
- Это потому, что вы здоровы, и у вас ничего не болит. А как заболит, почувствуете.
Новаторский метод лечения ни министра, ни его заместителей не впечатлил, и потому в больничных палатах официально не прижился.
Провал, впрочем, нисколько не смутил великого комбинатора. И утром следующего дня мы отправились покорять Киевский завод безалкогольных напитков «Росинка».
* * *
Актовый зал «Росинки» был набит работниками завода, казалось, под потолок: для многих это был первый и единственный шанс увидеть живого Чумака на расстоянии вытянутой руки.
С такой – протянутой рукой – на сцену, где в президиуме восседал директор завода, Чумак и я, вскарабкалась старенькая женщина и едва не упала в ноги Аллану Владимировичу:
- Дайте хоч потриматися за вас...
Подержавшись за руку Чумака, она спустилась в зал, бормоча:
- Ось тепер можна і вмирати...
- Ну зачем же умирать? - Чумак обвел взглядом зал и взял быка за рога. - Я приехал к вам, чтобы вы жили долго и счастливо! А для этого потребуется всего лишь выпускать заряженную мною воду. Вам ничего и делать-то не придется – все будет происходить само. А польза для здоровья и прибыль для вас будут колоссальны!
Со стульчика во втором ряду встал и представился усатый дядька:
- Главный технолог Мищенко Мыкола Степанович. Как это – само? Не понял...
Чумак извлек из кармана десяток своих фотографий и доходчиво объяснил. Мол, на емкость, из которой по бутылочкам разливается вода, надо будет приклеить одну - она и сделает свое дело. Зарядит, то есть. А когда план по заряженной воде будет выполнен, фотографию придется сковырнуть, и потечет уже обычная вода.
Мыкола Степанович что-то прикинул в своем мозгу и вкрадчиво изрек:
- Дык, это... Сопрут фотографию. Аккурат во время розлива и сопрут. А где ж мы столько новых возьмем?
Зал недовольно зашипел на главного технолога – он походя лишал каждого члена коллектива уникальной возможности обзавестись бесценной фотографией для личных нужд.
Чумак запустил руку в другой карман и выудил магнитофонную кассету.
- Вот, - он потряс ею в воздухе. – Можно включить на розливе магнитофон с моей кассетой.
Мищенко одобрительно закивал головой:
- Вот это другое дело. Много кассет не сопрут – магнитофоны не у всех есть...
С третьего ряда поднялся главный инженер:
- А что на кассете записано, позвольте спросить...
Из зала раздались возгласы: «Да! От кассеты не вредное излучение? И что там вообще?».
Чумак широко улыбнулся:
- Не вредное. Даже наоборот – очень полезное. А записано там..., - он помялся. – Там записано, как я молчу.
Зал одобрительно загудел, дескать, язык за зубами еще действительно никому не принес вреда...
Исцелив напоследок страждущих коллективным сеансом, Чумак, директор и я отправились в бухгалтерию – надо было прикинуть, какой навар и кто будет иметь.
Прикинули: 30 процентов завод, 70 – целитель.
И ударили по рукам.
По дороге в гостиницу я вывел Чумака из упоения:
- А на кассете действительно Вашего голоса нет?
- Нет, - подтвердил комбинатор.
- И моего голоса тоже?
Чумак посмотрел на меня как на идиота, но ответил:
- Тоже.
- Ну тогда мне, пожалуйста, хотя бы процентов 5 от прибыли. На кассете я ведь тоже молчу.
Чумак юмора не оценил и брезгливо поморщился.
Выпуск заряженной воды был налажен довольно скоро. И потекли ручейки: водички - в бутылочку, денежек - в карман...
Вот, когда я окончательно убедился, что молчание - золото.
* * *
Вечером следующего дня десятки тысяч киевлян битком набили республиканский стадион, ныне - спортивный комплекс «Олимпийский». До начала представления оставались считанные минуты, а перед зданием стадиона все еще суетились тысячи зрителей – они осаждали три грузовых машины, из которых предприимчивые хохлы продавали трехлитровые банки для желающих зарядить воду не через телевизор, а живьем.
Банки, цена которым в базарный день не более 15 копеек, разлетались по рублю. А последние уходили и вовсе по 3.
Внушительная очередь нервно шевелилась и перед сортирами, ведь в банки надо было еще набрать воды.
Носики краников, однако, будто назло клевали самое донышко раковин, отчего подсунуть трехлитровую банку под струю не было никакой возможности.
Предприимчивые пацаны из «воротил» местного бизнеса нашли выход: они надели на краны резиновые шланги и резво обслуживали всех, кто был способен заплатить 50 копеек.
Сеанс начался с опозданием на час.
Что там происходило, я не знаю. Смотреть на людей, сидевших в обнимку с банками, источающих мольбу в воспаленном взгляде, утративших способность здраво мыслить, было невыносимо.
Невыносимо было и смотреть на комбинатора, который упивался всем происходящим.
И я ушел.
Утром я постучал в номер Чумака:
- Вы меня простите, Аллан Владимирович, я уезжаю в Москву.
- Как же так? Ты же еще не все увидел! У нас же завтра...
- Мне достаточно, - перебил его я. – Спасибо за все. Желаю успеха.
Жрать в ресторанах за счет Чумака, спать в номере дорогого отеля за счет Чумака, разъезжать по Киеву на роскошном Мерседесе за счет Чумака, при том, что – я уже точно знал – мои впечатления о поездке в газете «Московский комсомолец» встанут ему поперек горла, было просто нечестно.
В вагоне поезда «Киев-Москва» под стук колес я уже мысленно стучал на пишущей машинке: великий комбинатор ничего нового не изобрел... Уже 2 тысячи лет страждущие молятся на икону, 2 тысячи лет пьют святую воду... Ты, Аллан Владимирович, вместо иконы подсунул им свой портрет, а вместо святой воды – тобой «заряженную»... Нет, ты не совершил чуда... Ты знаешь, что вера – это пусковой механизм... И ты просто оседлал веру людей, переставших во многое и многим верить...
Через несколько дней после моего возвращения газета опубликовала огромную – на всю полосу – статью под названием «Чумакиада».
Герой моего повествования позвонил и сухо сказал:
- Я даже не читал - из названия все понятно, – он устало выдохнул. - Ты думаешь, я в тебе ошибся? Нет. Я заранее знал, что этим все закончится. Но я хотел дать тебе шанс...
* * *
Полгода спустя Ассоциация парапсихологов дружественной Болгарии пригласила со всей Европы на конференцию в Софию ясновидящих, телепатов и прочих «волшебников». И журналистов, разумеется.
Среди приглашенных оказался и я.
Шабаш был крайне не интересным и не открывал ничего нового. Намного интереснее было ежевечернее общение с нашими «делегатами», половина из которых не скрывала, что на банальных фокусах просто зарабатывает деньги, а вторая – явно страдающая расстройствами личности – искренне верила, что послана на землю с миссией спасения.
Вечером третьего дня по отелю пронесся слух: на конференцию сегодня приехал сам Чумак. И ближе к полночи на пороге номера отеля, служившего нам площадкой для дискуссий, вырос он – «тот самый Мюнхгаузен».
Наши взгляды скрестились как шпаги, но мы не подали виду, что излечились от взаимной симпатии.
В начале первого ночи изрядно окосевший администратор киевских программ Чумака некий Александр хлопнул себя по лбу:
- Итить твою... Совсем забыл. Моя же племянница здесь... Этажом выше. Я вас сейчас познакомлю.
Вскоре в дверях показалась хоть и полусонная, но от этого не менее привлекательная барышня.
- Светлана, - представил племянницу администратор, - между прочим, стюардесса международных рейсов. Сегодня в Софии, завтра в Киеве...
Чумак пересел на перила дивана, взял стюардессу за руку и усадил на свой стул. С той минуты он не сводил с нее глаз, а потом и вовсе принялся бесцеремонно обнимать. Она смущалась, краснела, пыталась уклониться от объятий и виновато поглядывала почему-то на меня. В ее взгляде читалось что-то вроде оправдания – «а что я могу поделать...».
Ближе к часу я пожелал всем спокойной ночи и подался к выходу – рано утром предстояло отправиться на встречу с Вангой.
В половине второго меня разбудило громкое хлопанье дверей в коридоре, шумная возня и женский голос, переходящий на визг. За ним последовал отчаянный стук в дверь моего номера. Я открыл. В мою руку вцепилась Светлана, за ней стоял Чумак и предпринимал отчаянные попытки убрать ее от моей двери. С плеча Светланы свисал кусок разорванного платья. И тогда я схватил ее обеими руками и буквально втащил в свой номер.
Закрыть дверь Чумак мне не дал – он просунул в щель правую конечность в дорогом ботинке, отчего мне пришлось с размаху, словно по футбольному мячу, влепить по незваной ноге.
...Утром мы тихо разъехались. Я - в деревню Петриче, Светлана – в аэропорт.
Вскоре она отказалась от международных авиарейсов и в качестве бортпроводницы начала регулярно летать в Москву.
Светлана не стала героиней моего романа.
Да и роман был какой-то уж очень мимолетный.
Как рейс «Киев-Москва»...